Длинный многабуквенный сказ о том, как мы с E-clair летали в Сеул и ходили на "Элизабет".
очень, очень многабуквПервым тематическим приветом в Сеуле стал зал паспортного контроля в аэропорту - пока мы с Эклер терпеливо стояли в очереди на снятие отпечатков пальцев поголовно у всех въезжающих, из-за стекла на нас смотрели два до боли знакомых лица:
вот эти
Лица смотрели и никуда не девались, Эклер их офигело фотографировала, невзирая на сердитые надписи, что фотографировать в этом зале запрещено. Мы еще были непуганные и не знали, как корейцы относятся к правилам, поэтому привычно забивали на надписи, пока Эклер, наконец, не поймали за руку и не объяснили с суровым лицом, что она неправа, и фотографировать на самом деле нельзя. Да я ж только плакатик! - невозмутимо объяснила Эклер, снова поднимая фотоаппарат - и на этом месте мы впервые познакомились со зрелищем "кореец, у которого случился разрыв шаблона". Так что успели разве что быстренько сфотографировать напоследок финальный вариант - уже без стекла - и сбежали наружу.
плакатик без стекла
На выходе из аэропорта корейский мир простебался над нами еще раз и подсунул тележку на входе.
вот такую
Мы были девушки, к хорошему непривыкшие, и потому слегка зависли, а мир, видимо, радостно решил нас добить - на выходе из метро рядом с отелем первое же, на что мы наткнулись, был музыкальный магазин с целой стойкой тематических товаров.
тыц
еще тыц
и еще тыц
Но, к слову сказать, и магазин такой на нашем пути в конце концов оказался единственный, и вообще ничего похожего на к-поп за два дня в Сеуле мы больше не видели и не слышали ни в одном общественном месте. Лица на рекламных плакатах чего-нибудь случались, однажды в ресторанчике случился саундтрек из Rooftop Prince, но это было все. Если бы не знала, что к-поп в принципе существует, то, просто прогулявшись по Сеулу, посидев в разных местах и поездив в метро, где местное метро-ТВ не выключается, я бы о нем даже не заподозрила. Если он и есть, то явно в каких-то специально отведенных для этого местах или вообще только дома по телевизору.
Последний раз мы видели знакомое лицо в аэропорту, когда уезжали - в Shilla Duty Free стояла картонная фигура Чанмина в полный рост. Композиция с этой фигурой была составлена так, что не запечатлеть этот полет чьей-то мысли не нашлось никакой силы воли.
Чанмин
В Сеуле нас аццки впечатлили горки, горищи, горы и горочки, по которым все время приходилось лазить вверх-вниз - почему-то, отправляясь туда, мы напрочь упустили из внимания тот факт, что Сеул построен ни фига не на равнине. Оказалось, что даже имея на руках карту города и примерно видя по ней расстояние оттуда дотуда, предположить, сколько времени займет пешая прогулка и осилишь ли ты ее в принципе, нереально. Отсутствие на картах рельефа местности - это конкретная подстава. Горочки случались от души - временами такие, что мозг машинально прикидывал, а не проще ли перестать идти и попробовать начать карабкаться. А когда этот мозг, привыкший к собственному автомобилю, видел припаркованные на этих горочках по принципу жопа-в-нос-впритык машины, у меня от ужаса коленки подгибались - не представляю, как люди умудряются там парковаться. Видимо, это впитывается в кровь с рождения, как часть национальной культуры.
Второй подставой стало отсутствие сотовой связи - в Корее свой стандарт, и поэтому по приезде наш роуминг помахал нам ручкой, и мы оказались отрезанными от родных пенат. Если бы в отеле не случился халявный вай-фай, у оставшихся в Пекине мужей были бы очень насыщенные переживаниями два дня.
Культурной программы у нас особо не было, поэтому в нее навскидку попало три дворца, святилище Чонмё и Сонгюнгван. Дворцы после Китая не впечатлили никак - но это после Китая, ибо если постараться найти десять отличий, я, наверное, найду с ходу целых пять - хотя вообще, конечно, очень красиво.
примерно вот так
Фотками тут особо сыпать нечего - кто смотрел хоть одну историческую дораму, тот все сам сто раз видел, они все, похоже, в этих дворцах и снимались. Хотя, конечно, что испытываешь, глядя вот один в один на те общаги, из которых выползал Ючон в "Сонгюнгване" - это словами не объяснить. Совершенно глюковое ощущение, как будто взял и в другой мир попал.
В Чонмё неизгладимое впечатление, за которым приглушилось все последующее, что там было, оставило увиденное еще на входе вот это вот:
табличка на средней части пешеходной дорожки
Сонгюнгван теоретически должен был быть где-то рядом - совсем рядом, потому что, "помнишь, та девочка бегала в последних сериях из Сонгюнгвана в Чонмё", говорила Эклер, и блин да, я помнила - девочка бегала. Вот и мы тоже решили сбегать. Выражение "сбегать в Сонгюнгван" с тех пор стало мемом.
Мы примерно шли в нужную сторону, пока не уткнулись в гигантских размеров гору, застроенную домиками до верха. Ползти туда не хотелось совсем, и мы поймали двух мальчиков-полицейских - показать нам более простую дорогу. Мальчики оказались зайками, долго складывали губки бантиком, глядя в нашу карту, качали головами, вздыхали и в итоге сказали, что это место очень, очень далеко, мы не дойдем. Зря мы им не поверили. Решили просто обогнуть гору слева и пройти за нее - Сонгюнгван определенно обретался где-то там.
На изгибе дорога пошла слегка вверх. Нас это не испугало, но на очередном повороте оказалось, что следующий кусок еще круче вверх. Мы засомневались, туда ли нам, но тут случился гуляющий мимо кореец, который сказал - туда-туда, ща провожу - и пошел вальяжной походкой в эту круть градусов в 40, поглядывая, ползем ли мы все еще следом. Мы ползли. Давно, видать, гуляете, посочувствовал добрый кореец, глядя на наши предобморочные глазенки, довел до вожделенного указателя и махнул рукой в нужную сторону - мол, не заблудитесь.
указатель
Так вот - после него вверх стало еще круче, и оказалось, что то ли 750 метров это пипец как дохрена, то ли у них там дыры в пространстве, и на самом деле мы прошли раз по десять эти 750 метров, не меньше. Та горка, которую мы пытались обойти первой, в итоге виделась оттуда сверху вниз, как с птичьего полета.
вид на Сеул из Сонгюнгвана
Таксист словил нас у самой вершины, уже совсем никаких и почти познавших дзен, усадил, довез до входа, показал, что этот вход закрыт шлагбаумом, и туда мы все равно не попадем, поэтому нам в другой вход - внизу, но с другой стороны горы - и докатил туда за три минуты. Порывался еще и по университету покатать, но мы отказались.
Сонгюнгван был прекрасен - оно стоило тех мучений.
историческая часть на верхней фотке справа, примерно вся в одном коричневом цвете
тематическое дерево
тематические общаги
На самом деле, это просто ужоснах, какие эти комнатки мелкие - когда стоишь рядом, не очень понятно, как там хотя бы один человек мог помещаться, не то что трое. Это клетушечки, а не комнатки. Современным студентам надо ходить и медитировать на такое трижды в день для воспитания силы духа.
еще раз комнатки
А еще там очень умиротворяюще и спокойно - одно из редких мест в Сеуле, где по-хорошему просто спокойно. Не то чтобы мне не понравилась приверженность корейцев к внешним правилам - регламентирующим, такое ощущение, каждый чих - но общее ощущение в городе крепко не из простых, напряженность и тревожность только что в воздухе не витают. Растворяются они в двух случаях - когда кореец видит перед собой иностранца, перед которым он доброжелателен и вежлив так, что аж сразу даже улыбчив, и когда кореец рядом с кем-то своим. Это просто два разных корейца - когда один или среди чужих, и когда со своим. Находящийся рядом родственник, ребенок или друг меняют корейца до неузнаваемости, даже мимика другая сразу становится - куда что девается, такой расслабленности и клубочащейся радости бытия еще поискать, как у ромашащихся со своими корейцев.
Про общение корейских мальчиков-друзей после этого понялось, честно говоря, многое. С девочками у них не так - с ними тоже ромашатся, но степень несравнима, да и слабо, такое ощущение сложилось, корейской девочке клубочиться в своем бойфренде (или женщине в своем муже) с той же степенью искренней друг в друга влипнутости и с той же нежностью и теплом, с какими это делают друг с другом тамошние мальчики. От этих гуляющих по Сеулу мальчиков-зайчиков у нас сначала выпадал глаз и терялись челюсти, а под конец уже просто вынесло нафиг мозг. Русский мозг к такому вообще плохо привычен, даже если он просидел до этого год в корейском фандоме и, вроде бы, чего уже только не насмотрелся. Вживую это все равно несравнимо, особенно когда начинаешь осознавать масштаб.
Вечером мы, победив гугл, выцарапали из него нужный нам адрес и поехали разыскивать ресторан Дже. Грех было прошататься два дня в Сеуле и не поужинать в ресторане Дже.
Нашли довольно легко - прямо по адресу, от метро на такси. Опознали еще снаружи:
вывеска
Над "Faith Entertainment" позависали и поморгали, и пошли внутрь. Очень милое место, правда - уютное, два этажа, малюсенькие зальчики, музыка ЖУЖей фоном, на стенах - экранчики сантиметров в двадцать, на которых сменяются фотки Дже с разными, видимо, дружбанами. Атмосферно, и очень-очень по-Джеджуновски - настолько, что духом Дже там отовсюду аж фонит.
зальчик на втором этаже
Сложилось ощущение, что бывает он там нередко, и вкладывает себя в это место немало. Если, гуляя весь день по Сеулу, мы еще как-то удерживались от желания немедленно выпить, то в ресторане Дже оно вышло из-под контроля - пить там очень комфортно, как будто это место специально создано для того, чтобы в нем комфортно пить, сидя с хорошими людьми и усиленно не думая про то, как все на самом деле непросто, а думая про то, как хорошо сидишь с хорошими людьми. Джеджун все-таки очень сильно человек-драма, и эту драму там слышно - настолько, что ее аж хочется чем-нибудь немедленно запить. Когда запиваешь, жизнь будто кажется уже вполне сносной, и можно сидеть и смаковать вечер, хотя драма никуда не уходит, просто стихает чуток.
Кормят там здорово, хотя по ценам ресторан слегка повыше тех, в которых мы успели побывать за два дня. Я не поняла - то ли он не совсем корейский, то ли зал на втором этаже не совсем корейский - непривычно было после остальных едален видеть столы без жаровни и есть готовые блюда. Но, возможно, так и было задумано.
Апофеозом вечера стала девушка за соседним столиком - собственно, столиков на весь зал было три - которая, когда Эклер ушла бродить по ресторану и рассматривать, "что там где", поздоровалась и спросила у меня - Джей Уай Джей? Фанат? А когда я обалдело кивнула, вытащила из своего рулона два плаката ЖУЖей с "The Day" и отдала мне. Сказала - это вам, в подарок. По-английски она, к сожалению, почти никак не говорила, но явно очень пыталась что-то сказать конкретное, что не получалось словами, с такой настойчивостью повторяла - спасибо, спасибо вам - сжимала обеими руками мне ладошку, улыбалась и кланялась. А у меня не получалось без слов донести, что я поняла, почему спасибо и за что, и что да, она все правильно догадалась, мы поэтому и приехали, и все так и есть, а завтра мы еще и к Джунсу пойдем. Жаль, что словами было никак, а с мимикой у меня туго, особенно в степени крайней офигелости.
Вернувшаяся Эклер просекла ситуцию и тут же попыталась выпить с девушкой и ее подругой соджу на брудершафт, но те сразу засмущались, вежливо отказались и, отпожимав нам обеим на прощанье ручки еще кучу раз, откланялись и ушли. Ох уж эта корейская манера, чуть что, сразу смущаться.
На улице мир простебался над нами еще раз, потому что, стоило выйти наружу и вывернуть на ближайший широкий проспект, как первое же, что мы увидели, было вот что:
тыц
В кинооо! - счастливо простонала Эклер и потащила меня внутрь, но увы, по понятным причинам счастье нам не улыбнулось. Доставил сам факт, что кинотеатр попался по дороге именно там и именно тогда - стоило только выйти из ресторана Дже, еще накушанными его духом и его атмосферой под завязку.
На мюзикл мы приехали за пару часов до начала - нам надо было обменять билеты на бумажные и при этом умудриться не опоздать. Здание театра доставило прямо с фасада.
фасад
От простоты подхода у нас слегка задергался глаз - как-то я не ожидала, что слушать Кюхёна Мин ходил в тот же театр, где выступает Джунсу - но дальше оказалось еще смешнее. Театр состоял из нескольких зданий, и в верхнем был один сплошной Су и "Элизабет", а в нижнем - торжество SM и его детища, с соответствующим продающимся всяким околомюзикловым стаффом и соответствующими вокруг постерами. Пришедшие на начинающиеся одновременно постановки две разные аудитории умудрялись просачиваться сквозь друг друга, не смешиваясь и демонстративно друг друга не замечая, при том, что обе тусили сквозь общую посередине кофейню.
Не знаю, откуда когда-то пошел слух, что Джунсу в мире мюзиклов притесняют и убирают отовсюду его рожицу. Весь холл верхнего здания театра был бенефисом Джунсу. Он был там везде, начиная от фигуры рядом с гигантскими букетами от поклонников и заканчивая плакатами и постерами на окнах-стенах.
фигура с букетами
еще букеты
холл в постерах
Отдельно возвышалась целая стена из пакетов с пожертвованным от фанатов конкретного кумира рисом с перечнем, сколько чьи фанаты собрали - судя по цифрам, на счету Джунсу значилась приблизительно пара тонн, плюс-минус. Другие имена там тоже были, но цифры приводились несравнимые.
рис
На экранах крутили заставки к мюзиклу, в которых тоже был Су, по этажам стояли стойки с фотографиями сегодняшнего состава - и там тоже был Джунсу.
стойка
Скорее уж можно сказать, что мы не нашли места, где его бы там не было.
На попытку Эклер поменять у девушек в форме наши балконные билеты на какие-нибудь более близкие к сцене девушки сделали удивительно большие для азиаток глаза и посмотрели на нее, как на не совсем душевно здоровую. Зал был забит битком - ни одного свободного места мой глаз не разглядел, как ни пытался, даже выискивая с биноклем. Всегда есть кто-то, кто не приходит или не успевает - здесь ничего подобного не было, видимо, на представление по с таким трудом выцарапнным билетам опаздывать никто не решился. Кстати, как по громкой связи предупредили заранее, опоздавшие в зал здесь по правилам и не впускаются, дверь закрылась - не попал совсем. И фото-видеосъемка действительно запрещена - на выходе одну из девушек поймали за руку и внятно сообщили ей, что она что-то снимала, поэтому пусть предъявит телефон, чтобы удалить запись.
У меня были опасения, что вся эта набившая зал толпа в массе - фанатки Джунсу, которые будут вести себя, как фанатки Джунсу. Собственно, почему бы еще на его спектакли так раскупались билеты, если бы их расхватывали не фанатки. Ошиблась нафиг.
Все нижесказанное - исключительно мое мнение. Такими Джунсу и Тодда увидела я, и этот рассказ не имеет претензий на объективность.
Про "Элизабет", Тодда и ДжунсуЯ думала раньше, что бывает три варианта развития событий, когда приходишь наконец-то посмотреть вживую на кого-то, кто заинтересовал заочно. Можно разочароваться, можно убедиться, что был прав, можно удивиться, увидев, что вживую артист на порядок сильнее, чем ты представлял. Здесь получился четвертый - артист вживую выглядит совсем иначе, чем на видео, в нем видно другое, то, что в записи не читалось и смазывалось, то, что запись не передает. Это другое не то чтобы лучше - оно просто другое, хотя и да, действительно на порядок сильнее.
Поскольку по жизни я слепой крот, мюзикл я смотрела в бинокль. Плюс бинокля в том, что прекрасно видно даже мимику актеров, минус - в том, что видно только участок сцены, тот, на который смотришь. Вроде бы, там происходит все действие, но Тодд по роли, как выяснилось, проклевывался на сцене в совершенно неожиданные моменты и в непредсказуемых ее частях. Он мог свиснуть с потолка, высунуться из-за кулис где-нибудь с краю на высоте нескольких метров, мог проявиться за одним из зеркал, среди которых шло действие, или оказаться одним из статистов в безымянной толпе, при этом в большинстве таких появлений он молчал, просто смотрел и наличествовал, а актеры на сцене никак на его появление не реагировали. Мы договорились с Эклер, что, раз я прилипла к биноклю, она будет толкать меня каждый раз, когда он появляется, чтобы я не пропускала. Но уже со второго толкания выяснилось, что в этом нет смысла - каждый раз, когда он выходил, ощущение от происходящего менялось настолько, что глаз сам начинал его искать. Как будто на сцене смещался центр тяжести - вроде освещен небольшой участок, на котором кто-то с кем-то разговаривает, а потом вдруг бац - и глядя на все тот же участок, где все продолжают разговаривать, не меняя поз, интонаций и не оглядываясь, слышишь, что где-то сбоку происходит что-то другое важное. Мы поставили эксперимент, и он сработал - выход Тодда, даже бессловесный, было невозможно не почувствовать каждый раз, даже не видя его, настолько весомое и какое-то над-человеческое от него было ощущение.
До этой поездки я видела куски из "Элизабет" в "Kim Junsu Musical Concert", и ожидания у меня были соответствующие - Су в роли Тодда там выглядел, как Су, поющий партии Тодда, а Уве выглядел, как другой чувак, поющий партии Тодда. В тамошнем исполнении их обоих Тодд выглядел мужчиной властным, со склонностью к подавлению и доминированию, настойчивым и упрямым - вполне себе такой мужчина. В исполнении Джунсу сейчас, полтора года спустя после того концерта, Тодд не выглядел человеком вообще. Позднее, уже после возвращения я смотрела другие версии разных лет с разными Тоддами, и все эти Тодды - люди, сильные, категорично властные, иногда пугающие, но люди. В этих версиях история выглядит, как любовный треугольник с налетом мистики - вот есть Элизабет, вот есть ее муж, и вот есть Тодд, каждый из них занимает в сердце женщины какое-то место, и она устаканивает внутри себя, кто какое, кому что когда, где когда долг, а где когда желание. В этом смысле неудивительно, что тот же Уве не разваливался на ее кровати - это выглядело бы если и не пошлостью, то все равно адюльтером, независимо от того, что конкретно при этом оба поют. В этой же сцене здесь, когда Элизабет ругается через дверь с мужем, а за ее спиной на кровати внезапно оказывается Тодд, прямо в сапогах, устроившийся по-хозяйски и припечатывающий ее взглядом в спину, это не другой мужчина ждет ее в койке. То есть, наверное, так можно было бы воспринять, но в исполнении Джунсу получилось, что это в принципе не человек, это ходячая аллегория на душевный пиздец героини, у которой внутри противовесом семье, стране и прочей жизни расползающаяся с каждым годом дыра, и ее туда затягивает. Она стоит и выстраданно переругивается с мужем - а эта пропасть ждет, пока она к ней вернется, и с ней Элизабет и останется, когда муж отлепится уже от двери и уйдет. Каждое появление Тодда - это не то, с чем или кем у нее своего рода отношения всю жизнь, это другая сторона ее души, пока часть ее радуется свадьбе или скучает по сыну, другая часть стоит рядом и веет на первую замогильным мраком. Тодд действительно получился центральной фигурой во всей постановке, наравне с Элизабет, но Тодд при этом не был фигурой как таковой - он не тот, с кем она могла бы, как с человеком, спорить или кому могла бы сопротивляться. Точнее, в этом смысле все ее метания выглядели как сопротивление самой себе - той, которой хочется умереть.
Дело даже не в том, насколько Джунсу талантлив или нет в передаче образов - до него Тодда играли и другие талантливые актеры - дело в том, что некоторые вещи невозможно сыграть. Он талантлив, и бесспорно, выдавал и такое, что просто в принципе очень трудно изобразить - например, он совершенно нечеловечески двигался, в том смысле, что это не совсем человеческая пластика - люди двигаются как-то не так. Он гнулся в невообразимых каких-то местах, изящно и походя, с легкостью, как будто у него в этих местах свои суставы. Он зависал в таких позах, в которых люди, по-моему, вообще не могут продержаться дольше секунды - надо иметь натренированными какие-то немыслимые группы мыщц, чтобы стоять, согнувшись в три погибели и выгнув по-кошачьи спину, высунувшись наполовину наружу между этими его тросами, вот теми самыми, по которым он съезжал на сцену на финальных поклонах потом и которые есть на всех фанкамах, опираясь непонятно на что и развернув голову под каким-то непредставимым углом, и улыбаться при этом так, глядя на движения людей внизу, что кровь в жилах стынет. При этом он действительно умудрялся замирать - это тоже создавало ощущение не-человечности - как каменное изваяние, изогнется, перетечет ртутью из состояния в состояние, и застынет намертво, только мимика остается, от ухмылок жутких к снисходительности или вдруг, что еще более пугающе, к сшибающей с ног после такого перехода ласке. Тодд Джунсу, который смотрит проникновенно и ласково - оставаясь вот этим вот Тоддом - это пиздец, чувствуешь себя загипнотизированным бандерлогом, который уже ползет, куда позвали, и не может отвести взгляд. И вот это то, что фанкамами с поклонов не ловится, на поклонах он уже опять почти просто человек - в записи видишь только блондинистую челку, закрашенные тенями глаза, властные жесты и своеобразный костюм, но не видишь того, к чему собственно все это прикладывается, то, для чего весь этот антураж. И это очень жаль. Но чую, что если бы нам давали не только записи с финальных апплодисментов, а хотя бы куски из мюзикла хотя бы ариями или сценами, пусть даже не весь целиком, шибало бы и оттуда.
Самыми сильными сценами оказались совсем не те, от которых этого ожидалось. Сцена поцелуя с Рудольфом, конечно, яркая, но в мюзикле она выглядит финальной точкой в сюжетной линии, а не ее апогеем, и даже не апогеем игры Джунсу. Рудольф к этому моменту уже сломлен, и он уже во власти Тодда - то есть, собственного стремления к смерти - даже то, как он бросается на шею Тодду, решив умереть, дергает сильнее, чем поцелуй, потому что там еще кажется, что возможны варианты. Танец ангелов Смерти и Тодда с револьвером после этого уже только демонстрация Рудольфу, что смерть не бросится ему в объятия в ответ, а перемелет его по своим правилам - она сила, перед которой он бессилен, как только сдался. Самое жуткое в этой линии - не поцелуй, а сцена, где ребенок-Рудольф сидит у себя под одеялом и зовет маму, а у него в кровати появляется Тодд. Тодд-ласковый и подчиняющий, Тодд-матерински-нежный - то, как он смотрит на ребенка, как он гладит его по лицу, как он ему улыбается сверху вниз и касается его, не переставая при этом быть Смертью, и при этом на самом деле давая ему тепло и ласку, которых не дает мама - вот это было просто фантастически жестко и завораживающе. Джунсу в этой сцене просто мозговыносящ - он совершенно не статичен, там при всей его тоддовской изломанно-нечеловечности поз и жестов такое богатство мимики, и восхищение живым ребенком, и неотыгрывамое тепло, которое ему нужно, и понимание при всем этом, что есть сам Тодд все равно, и что из этого и сколько ребенку можно показать, а что пока не нужно, спокойное и горькое взвешивание внутри, сколько себя и как выпустить Тодду, чтобы Рудольф принял его, а не испугался. И Рудольф принимает - то, как он тянется к Тодду в финале сцены, это победа правильного доминанта, который минимумом слов, одной расстановкой разных сил, одними паузами и обозначением жестов только что получил все, за чем приходил, и который достаточно силен, чтобы просто забрать это в копилку и уйти - эмоции по этому поводу ему не нужны, он не за ними шел. У этого Тодда вообще, в принципе нет упоения властью, только сама эта власть и полное понимание, в чем она состоит и зачем она нужна, и зачем дана ему, и в чем его задачи. Поэтому в этом Тодде полно горечи, и взрослости больше, чем во всех остальных фигурах. Какая-то уровневая разница - как будто он и люди существа разных порядков. И это тоже, на мой взгляд, невозможно сыграть, если в самом человеке-актере нет ничего, что с этим так или иначе бы резонировало.
Намек на нечеловечность и на очередные перемены был еще с записи лайва Интоксикейшена в Чили - это был какой-то крепко другой Интоксикейшен, и крепко другой Джунсу. В заезженном уже до дыр танце, с которым он где только не был, вдруг поменялись все акценты, убралось давнее соблазнение чувственностью и вылезла вместо этого потусторонняя какая-то доминантность и то, насколько ему в кайф разрешать себе выпускать ее на сцене. Точнее - и на сцене тоже. С этого момента стало понятно, что так или иначе, но попасть на "Элизабет" и посмотреть вот на это вживую я хочу уже просто зверски, потому что в людях такого почти не встретишь - не бывает. Джунсу не разочаровал, более того - оказалось, что вот это вот, что вылезло еще в марте в Чили, в нем на самом деле сильнее и глубже на порядки, и на самом деле он не пытается сыграть Смерть, а, скорее, чуть-чуть выпускает в этом образе наружу какую-то часть себя, которая и делает его Тодда вот таким Тоддом. Потому что в самом Джунсу этого намного больше, и оно намного многограннее.
Я не думаю, что Тодд так сильно его изменил, что он в итоге вот так изменился. Тодд как роль сам по себе мог привнести кое-что, но не мог вложить в человека то, чего в нем не было, с нуля, да еще и довести до такого уровня за такое время. Точнее, эти вещи, на мой взгляд, в принципе невозможно вложить в того, в ком их изначально нет - человек или имеет это внутри, пусть даже в зачатках, или ничего и не вложится. Возможно, поэтому мне не попадались другие Тодды, от которых оставалось бы ощущение присутствия чего-то инфернального - в людях это действительно встретишь нечасто. В Джунсу это есть, и есть так, что страшно представить, как еще оно проявится дальше - Тодд будто сломал в нем отделяющие это от сцены заслоны, и теперь оно поперло из него и туда тоже. Судя по тому, с какой поперло силой и насколько уверенно и бесстрашно, аж закрадываются предположения, как давно и насколько сильно все это проявлялось в нем вне сцены, и как давно должны были приноровиться с этим сосуществовать те, кто его окружает.
Я опасалась увидеть полный зал фанаток, которым пофиг на мюзикл и которые пришли посмотреть только на Джунсу, но народ пришел смотреть не на него, а на ту интерпретацию "Элизабет", которую предлагал Тодд в его исполнении. Потому что этот Тодд действительно того стоил. Хоть там и были фанаты ЖУЖей и Донгов, судя по заставкам на телефонах, основная масса слушала мюзикл, а не Джунсу, и апплодировала на сильных сценах мюзикла, а не Джунсу. Он получился как бы всего лишь одной из составляющих представления, из-за которой все оно заиграло другими красками - это был бенефис актера, который, играя не главную роль, сделал всю постановку уникальной, и в результате вся постановка имеет такой успех. По-моему, это самое сильное, что может сделать и получить актер.
Длинный многабуквенный сказ о том, как мы с E-clair летали в Сеул и ходили на "Элизабет".
очень, очень многабукв
очень, очень многабукв